ЛЕКЦИЯ ПЯТАЯ

(02-09-2010 09:16) 



 

     Сегодня я буду говорить о психологии и о лечении переноса. Вначале следует определить само понятие, чтобы было ясно, о чем пойдет речь. Вы знаете, что слово „перенос" введено Фрейдом; оно явилось рабочим термином, а затем шагнуло в более широкую аудиторию.

     Термин перенос  перевод  немецкого слова Ubertragung, что буквально означает перетащить что-то с одного места на другое. Это слово используется также и в мифологическом смысле для обозначения перевода из одной формы в другую... Поэтому в немецком языке оно синонимирует с Ubertragung, т. е. с переводом. Психологический процесс переноса является частной формой более общего процесса проецирования. Можно свести два понятия вместе и ощутить, что перенос  есть   частный  случай   проецирования - по крайней мере, как это понимаю я. Разумеется, любой может пользоваться этим термином свободно по своему соображению.

     Проецирование есть общий психологический механизм по переносу субъективных содержаний и компонентов любого характера в объект. Например, когда я говорю: „Цвет этой комнаты - желтый", то это и проецирование, потому что объект сам по себе не желтый; желтый он только в нас. Цвет, как вы знаете, составляет содержание нашего субъективного опыта. То же самое и со звуком,  и  это - проецирование,  так  как  звук сам по себе не существует; это звук в моей голове и это психический феномен, явление, которое я проецирую.

     Перенос - это обычно процесс, случающийся между двумя людьми, а не между субъектом-человеком и физическим объектом. Процесс проецирования, -поскольку субъективные компоненты переносятся в объект и возникаю! в нем как присущие ему, объекту, - не является актом волевым; а перенос, как психический акт, субъектом не осознается. Невозможно одновременно осознавать и проецировать, поскольку в этом случае узнаешь, что проецируешь свои собственные компоненты, а. следовательно, невозможно локализовать последние в объекте, так как знаешь, что они в действительности принадлежат тебе. В проецировании несомненный очевидный факт, с которым вы сталкиваетесь   в   объекте,   в   действительности оборачивается иллюзией, и все же вы предполагаете наблюдаемое в объекте не субъективным, а объективно существующим. Поэтому проецирование исключается, когда обнаруживается, что очевидные объективные факты суть реально субъективные содержания. В этом случае эти содержания связываются с особенностями собственной психологии и их уже больше нельзя относить к объекту.

     Порой человек вполне осознает свои собственные проекции, хотя и не в полной степени. Та часть, которая все же не осознается, остается носителем качества, присущего объекту. Это часто происходит в практическом анализе. Врач, например, говорит: „Послушайте, вы же просто переносите образ своего отца в этого человека (или в меня)"; и при этом считает, что такого объяснения достаточно, чтобы аннулировать перенос. Данная мера, скорее, достаточна для врача, но не для пациента. Поскольку в проекции содержится нечто еще, пациент ее сохранит. Она не зависит от его желания: подобные явления - самовоспроизводящиеся.   Проекция - факт   спонтанный, автоматический. Она просто возникает и все. И этот закон в сущности справедлив и для переноса. Если перенос возникает, то он возникает априорно.

     Механизм проекции неосознаваем, вот почему осознание факта проекции разрушает ее.

     Перенос в прямом смысле есть проекция, совершающаяся между двумя индивидами; как правило, она носит эмоциональный и принудительный компульсивный характер. Сами по себе эмоции в какой-то степени  всегда оказываются  непроизвольными психическими состояниями, в которых осуществляются целевые установкиЭГО. Более того, субъект буквально пропитан ими и не в силах отделить их от себя. Одновременно эмоции спроецированы в объект. Поскольку субъект не в силах разрушить канал проекции, то, пользуясь объектом как рычагом, непроизвольные психические состояния управляют самим субъектом.

     Эмоции неотделимы от своего носителя, равно как и идеи, и мысли. Они оказываются идентичными с определенными физическими состояниями, и, таким образом, глубоко внедрены в физическую сферу жизнедеятельности человека. Эмоции спроецированных  содержаний   всегда  образуют связь, некоторое динамическое соотношение между субъектом и объектом - это и есть перенос. Очевидно, что по своему характеру эмоциональная связь, или мост, может быть отрицательной или положительной.

     Проекция эмоциональных содержаний всегда обладает специфическим влиянием. Эмоции заразительны, вследствие того что коренятся в глубине симпатической системы; отсюда и само слово „симпатикус". Любой эмоциональный процесс незамедлительно вызывает подобные ему проявления у других людей. Находясь в толпе, движимой эмоцией, невозможно сдержать в себе те же эмоциональные проявления. Представьте, что вы находитесь в стране, языка которой не знаете, и кто-то из находящихся рядом людей пошутил,-окружающие смеются, и вы тоже невольно начинаете смеяться, причем самым идиотским образом. Сдержаться очень тяжело. Французские психологи называют это явление „ментальным заражением". Среди ряда замечательных книг на эту тему следует особо упомянуть работу Лебона „Толпа. Исследование общественного сознания".

     В психотерапии же, даже если врач полностью освободился от эмоциональных содержаний пациента, сам факт наличия у пациента эмоций все же существенно влияет на него. Было бы большой ошибкой считать, что врач может полностью выйти из сферы влияния пациента. Большее, на что врач может рассчитывать, это осознать, что подвергается воздействию. Если он этого не замечает, то находится слишком далеко от пациента и в этом случае стреляет мимо цели, поскольку принимать эмоции больного и реагировать на них является в известном смысле врачебным долгом. По этой причине я отрешаю метод укладывания пациента на софу, когда врач садится рядом. Я усаживаю его перед собой и разговариваю с ним как обычно говорят два нормальных человека; здесь я выражаю себя полностью и реагирую без ограничений.

     Очень хорошо помню случай с одной дамой лет 58 - тоже врачом - из США. Она приехала в Цюрих в состоянии крайнего замешательства и находилась в таком удрученном состоянии, что я вначале подумал, в себе ли она, но потом выяснил, что ее помраченное состояние - результат аналитической процедуры. Дама рассказала мне некоторые подробности, из коих стало совершенно ясно, что подобного замешательства никогда бы не произошло, если бы психотерапевт был нормальным человеком, а не мистиком-кудесником, сидящим рядом, полностью бесстрастным, как бы нечаянно роняющим мудрость сверху, с высоты своего положения. После общения с этим врачом дама окончательно растерялась и наделала кучу глупостей. Когда она рассказала мне все . это, я, естественно, отреагировал и, кажется, выругался. На что она вскочила со стула и воскликнула:

     „До чего же вы эмоциональны!" - Я не скрыл удивления: „А что? Разве это возбраняется?"

     -Вообще-то нет. Но вы же психотерапевт?

     - Да. Я врач-психотерапевт. Но не стремлюсь скрывать свои эмоции. Вы что, думаете, что я идиот или кататоник?

     - Но вам не положены эмоции?

     - Это вашему врачу не положены, на что смею заметить - он полный дурак.

     В этот момент для нее вся ситуация просветилась.

     - Боже, - воскликнула    она. - Теперь    только я поняла, где я нахожусь. Я беседую с нормальным человеком, у которого нормальные эмоции.

     Моя реакция дала ей ориентацию. Поскольку дама относилась к чувственному, а не к мыслительному типу, то нуждалась именно в подобной ориентации. А ее лечащим психотерапевтом был мужчина, живший в интеллектуальной сфере и не имевший потому возможности контактов с чувственной жизнью своих пациентов. Дама же была высоко эмоциональной натурой, сангвиником; нуждалась в эмоциональных переживаниях и чувственных жестах других людей, чтобы не ощутить собственного одиночества. Иметь дело с чувственным типом и говорить исключительно на интеллектуальные темы все равно, что интеллектуалу беседовать в компании клоунов. Чувствуешь себя как на Северном полюсе, крайне потерянным, так как тебя никто не понимает, никто не реагирует на твои высказывания. И люди могут быть самыми замечательными - тем не менее все будет выглядеть по-дурацки, поскольку они не будут соответствовать вашему психическому типу.

     Необходимо всегда стараться отвечать людям в русле их ведущей психической функции, иначе контакта не произойдет. Поэтому чтобы иметь возможность показать пациентам, что их реакции достигают меня и воспринимаются мной, я сажусь напротив, так, чтобы они могли прочесть эти реакции на моем лице и видеть, как я их слушаю. Сидя же рядом с кушеткой, на которой расположился пациент, можно было бы зевать, дремать, уходить в собственные мысли и вообще делать все, что заблагорассудится. Пациенты меж тем оставались бы в автоэротическом и изолированном состоянии, находиться в котором обычному человеку не совсем удобно. Разумеется, готовься они к отшельничеству где-нибудь в Гималаях, тогда другое дело.

     Эмоции пациентов всегда отчасти заразительны, но они становятся чрезвычайно заразительными в том случае, когда содержание, проецируемое пациентом на психотерапевта, идентично с собственными бессознательными содержаниями врача. В этом случае уже оба они погружаются в ту же самую темную дыру бессознательного и делаются соучастниками. Данный феномен, как взаимоперенос, описан Фрейдом. Он заключается во взаимном проецировании и совместной связи общим  бессознательным.  Соучастие  характеризует первобытную психологию, т. е. психологический уровень, на котором отсутствует осознанное различие между субъектом и объектом. Общее бессознательное, конечно, совершенно недопустимо в ситуации врач-пациент; все ориентации при этом теряются, и конец такого лечения печален.

     Но даже врачи-аналитики не бывают абсолютно совершенны, и может случиться, что в некоторых отношениях они так или иначе строят свое поведение бессознательным образом. Поэтому я давным-давно настаивал на анализе самих врачей-аналитиков: у них должны быть свои духовные отцы и матери. Даже сам римский папа при всей своей непогрешимости должен регулярно исповедоваться и не кардиналу, а простому священнику. Если психотерапевт не столкнется объективно со своим бессознательным, то нет гарантии, что рано или поздно пациент не попадет в бессознательное психотерапевта. Возможно, многим известны пациенты, обладающие дьявольской хитростью по нахождению слабой точки, беззащитного места в психике врача. В эту точку они норовят спроецировать свое собственное бессознательное. Некоторые обычно считают, что данное качество больше свойственно женщинам,-но это не совсем так, мужчины делают то же самое. Они безошибочно выбирают то место, где врач наиболее уязвим и склонен делать те же проекции, что и пациент. В результате происходит соучастие, точное состояние „заражения" личности через общее бессознательное.

     Относительно переноса существует предубеждение, сложившееся у всех нас в результате определения, данного Фрейдом. А именно, большинство склонно думать, что мы имеем дело с эротическим переносом. Но мой опыт не подтверждает эту теорию, согласно которой проецируются исключительно эротические содержания и инфантильные переживания. Я же считаю, что проецируется масса вещей, и эротический перенос лишь одна из возможных форм переноса. В человеческом бессознательном существует множество других содержаний, также являющихся высоко эмоциональными по природе, и они столь же прекрасно проецируются, как сексуальность. Все активные содержания бессознательного имеют тенденцию появляться в спроецированном виде. Это, скорее, даже правило, - сгруппированное   бессознательное    содержание обнаруживает себя прежде всего в виде проекции. Любой действующий архетип может обнаружиться в проекции, либо во внешней ситуации, либо в людях, либо в обстоятельствах - короче, в любых объектах. Существуют переносы на животных и на предметы.

     Не так давно у меня был интересный случай с очень интеллигентным гражданином. Я объяснил ему совершенную им проекцию, - он спроецировал свой бессознательный образ женщины в реальную женщину, а сны очень ясно показали, насколько разительно реальная личность отличается от той, которую он ожидал видеть.

     Выслушав меня, он сказал: „Если бы я знал это два года назад, то сэкономил бы 40 000 франков!" Я спросил: „Каким образом?" „Один человек показал мне древнюю египетскую скульптуру, и я тотчас же влюбился в нее. Это была скульптура   египетского   кота,   очень   красивая вещь. Он купил ее за 40 000 франков и поставил на камин в гостиной". Но затем обнаружил, что потерял покой. Его офис находился этажом ниже, и буквально каждый час он вскакивал, отвлекался от работы и поднимался взглянуть на кота, а наглядевшись, шел обратно вниз, чтобы снова вернуться. Это обстоятельство настолько лишило его отдыха, что он перенес скульптуру и водрузил ее на стол прямо перед собой-и тут обнаружил, что не может работать! Он вынужден был унести ее подальше, в комнату под чердаком, дабы избавиться от назойливого влияния, и все время боролся с искушением подняться и посмотреть на кота еще раз. Когда он понял свою гениальную проекцию женского образа - так как кот в самом деле символизировал женщину - тогда весь шарм и очарование скульптуры тотчас же исчезли.

     Вот пример проекции в оживший физический предмет, к которому тянуло, как порой многих снова тянет к врачу-психотерапевту. Как вы знаете, врачей-психотерапевтов часто винят за змеиные глаза, магнетизирующие и гипнотизирующие людей. Этот взгляд будто бы заставляет людей снова возвращаться к врачу. Как исключение существует ряд неблагоприятных случаев встречного переноса, когда психотерапевт действительно не в силах позволить пациенту уйти; но, как правило, такие обвинения - результат проекции пациента, приводящий порой к навязчивой мысли о преследовании.

     Интенсивность отношений переноса всегда эквивалентна степени важности субъективных содержаний. В случаях интенсивного переноса можно быть уверенным, что проецируемые содержания -если только они выделены и осознаны - столь же важны для пациента, сколь и сам перенос. Когда последний теряет силу, то не исчезает бесследно; его интенсивность или соответствующее количество энергии проявится в другом месте, например в измененном отношении к чему-либо или в других проявлениях. Происходит это потому, что сила переноса оказывается силой эмоциональной, присущей самому пациенту. В случае аннулированного переноса вся спроецированная энергия попадает обратно в субъекта, давая ему возможность испытать чувство победителя; в противном случае энергетическое „сокровище" просто утрачивается в самом процессе переноса.

     Теперь следует сказать несколько слов относительно этиологии самого переноса. Перенос может быть полностью спонтанным, неспровоцированной реакцией, чем-то вроде „любви с первого взгляда". Разумеется, его нельзя путать с любовью, с которой он ничего общего не имеет. Перенос лишь рядится в одежды любви. Порой он выступает так, что его можно принять за любовь, и, поддавшись на это, малоопытные психотерапевты совершают ошибку. Случается, перенос возникает до первой встречи, до начала лечения. Это говорит лишь о том, что личность аналитика в этом случае не имеет никакого значения.

     Однажды ко мне в кабинет зашла одна дама, которую недели за три до того я встретил на официальном приеме. Тогда я даже не разговаривал с ней, но лишь с ее мужем, которого знал весьма поверхностно. Позже дама написала мне письмо с просьбой о консультации, и я назвал ей время. Когда она пришла и стояла уже у самой двери, то внезапно сказала: „Я не хочу входить". Я не настаивал, - не хочет, значит, не хочет. Тогда она сказала: „Но я должна!" - Я ответил: „Я вас не заставляю".

     - Но вы заставили меня прийти.

     - Помилуйте, каким образом? Я подумал невольно, что она сумасшедшая, но это было не так. Просто эта женщина испытала перенос, который тянул ее ко мне. В это время у нее были некоторые проекции, имевшие такую высокую эмоциональную силу, что она не могла им сопротивляться; совершенно магическим образом она пришла ко мне. В процессе анализа мы, естественно, выяснили, что причиной для этого послужило содержание неспровоцированного переноса.

     Обычно перенос возникает только в процессе анализа. Часто это бывает вызвано трудностями в установлении контакта и создании эмоциональной гармонии между доктором и пациентом, что французские психологи при гипнозе и внушении называют le rapport (связь). Хороший раппорт означает, что пациент и врач прекрасно ладят и доверяют друг другу. Безусловно,  гипнотический эффект зависит от наличия или отсутствия раппорта. В аналитическом лечении в случае, когда раппорт между аналитиком и пациентом затруднен ввиду  значительной  психологической  дистанции между ними, бессознательное пациента пытается „покрыть" эту дистанцию и возводит компенсаторный мост. Если нормальное общение отсутствует, брешь заполняется пылкими чувствами или эротическими фантазиями.

     Это обычно происходит с людьми, психологически очень одинокими, привыкшими сопротивляться - либо из-за комплекса неполноценности, либо из-за мании величия, или чего-то еще. Из-за страха одиночества они вызывают в себе невероятные эмоциональные усилия, чтобы „привязать" себя к аналитику. Они впадают в безысходность от одной мысли, что он может их не понять. И они успокаивают то ли себя, то ли обстоятельства, то ли аналитика чем-то вроде сексуальной привлекательности.

     Компенсаторный феномен в той же степени можно отнести и к аналитику. Представьте, что врач занимается лечением женщины, которая вызывает у него сексуальные фантазии. Я не желаю подобного аналитику, но если это случилось, то лучше в этом разобраться. Это информация об отсутствии хорошего человеческого контакта. Бессознательное аналитика маскирует недостаток раппорта фантазией. Такие фантазии могут быть видимыми, это могут быть чувства или ощущения, например сексуальные. Все они - предупреждение о неправильном отношении врача к пациенту. Если вы видите пациента во сне, также будьте внимательны и попытайтесь понять, не указывает ли сон на вашу ошибку. Больные бесконечно благодарны за честное и внимательное отношение и прекрасно чувствуют фальшь и небрежность.

     Со мной был один весьма поучительный случай. Я занимался с девушкой двадцати-двадцати четырех лет. У нее было необычное детство: она родилась на Яве в хорошей европейской семье, воспитывала ее няня-аборигенка. Как бывает с детьми, родившимися в колониях, экзотика и, я бы сказал, варварская цивилизация наложили отпечаток на эмоциональную и инстинктивную жизнь девочки. Белому человеку это трудно понять. Существует атмосфера великого страха местных жителей перед жестокостью, безрассудством и огромной силой белого человека. Дети, рожденные на Востоке, заражены этой атмосферой, страх проникает в них и порождает бессознательные фантазии, которые искажают всю психологию. Они страдают кошмарами, паникуют, не умеют адаптироваться в нормальных ситуациях, когда дело касается любви, брака и т. д.

     Что касается моей пациентки, она безнадежно заблудилась, часто попадала в рискованные эротические ситуации и заработала себе дурную репутацию. Она приспосабливалась не лучшим путем: неумеренно красилась, носила огромные украшения, чтобы удовлетворить в себе ту самую аборигенку, первобытную женщину, как будто та могла помочь ей в жизни. Девушка не могла обойтись без своих примитивных инстинктов: она с легкостью стала жертвой дурного вкуса - носила платья безобразных цветов, и все это для того, чтобы задобрить свое примитивное бессознательное. Ее выбор мужчин всегда оставлял желать лучшего и всегда заканчивался безобразными ссорами.Ее называли вавилонской блудницей. Когда она пришла ко мне, то выглядела просто безобразно. Я даже что-то сказал по этому поводу, чем ее очень расстроил.

     Приснилась же она мне следующим образом: я находился на дороге у подножия большой горы, на горе возвышался замок, в  замке была высокая башня, на вершине башни - открытая лоджия с колоннами и мраморной баллюстрадой, ни ней сидела элегантная женщина. Я посмотрел наверх, и так  высоко задрал голову, что почувствовал боль в затылке. В сидящей на баллюстраде женщине я узнал свою пациентку.

     Проснувшись, я сразу же подумал: „Боже, почему мое бессознательное поместило эту девочку так высоко?" И тут же понял: сон указывает на мою ошибку. Я смотрел на нее сверху вниз, я плохо о ней подумал. На следующий день я обо всем ей рассказал. Это подействовало как чудо. Никаких переносов больше не случалось, я стал общаться с ней на должном уровне.

     Если вы действительно пытаетесь быть на одном уровне с пациентом - не слишком высоко, и не слишком низко, - когда вы правильно подходите к его проблеме, вас меньше всего беспокоят проблемы переноса, вызываемые отсутствием раппорта - их у вас не будет.

     Явление переноса может возникнуть у пациентов чрезмерно самовлюбленных, которые возводят вокруг себя непробиваемую стену изоляции. Тем не менее они отчаянно желают человеческого контакта, но ничего для этого не делают и не позволяют приблизиться другим. Все это вызывает перенос. Его непросто заметить, поскольку таких людей защищает надежная стена. Вашу помощь они воспринимают как агрессию, поэтому нужно дождаться, пока они добровольно не выйдут из своей крепости. Конечно, они будут выражать свое недовольство, высказываясь в том смысле, что вы их не понимаете, но единственное, что вы можете сделать,  это  запастись  терпением  и  сказать:

     „Что ж, вы продолжаете оставаться внутри, вы ничего не демонстрируете, и пока это будет продолжаться, я тоже ничего не смогу сделать".

     В подобном случае перенос может дойти до точки кипения. Ведь только сильный пожар может заставить человека покинуть свой замок. Это будет взрыв, но доктор должен его спокойно выдержать. Я помню случай с моей покойной коллегой-американкой. Она окончила в Америке женский колледж (мы называем эти заведения анимус инкубатор), который ежегодно выпускает огромное количество перепуганных девиц. Она была „очень компетентна" и угодила в достаточно неприятную ситуацию переноса. Это был случай с женатым

     мужчиной, который безумно влюбился в нее. Это была, конечно, не любовь, а перенос, но он спроецировал на нее ситуацию, будто бы она желает выйти за него замуж, но не может этого себе позволить. Он задаривал ее цветами, шоколадом, украшениями, в конце концов угрожал даже револьвером. В результате она собралась и прибежала ко мне.

     Вскоре выяснилось, что она не имеет никакого представления об отношениях и чувствах мужчин и женщин. Она пребывала даже в неведении по поводу мужской анатомии, потому что в колледже, где она училась, изучали только женское тело. Можете представить, с какой ситуацией я столкнулся.

     Я сумел разобраться в ее проблеме и понял, почему этот мужчина угодил в ловушку. Она абсолютно не осознавала себя как женщину, обладая при этом мужским складом ума. Сама природа заставила ее партнера заполнить эту брешь. Он стремился доказать ей, что она женщина, и должна ответить ему, мужчине, у которого есть требования к ней, как к женщине. Отсутствие же в ней женского начала послужило ловушкой. Он в такой же степени не был мужчиной, поскольку и сам этого не заметил.

     Оба они попали в ужасную ситуацию переноса, и кому-то могло показаться, что и тот и другая сумасшедшие, и уж ей-то следовало бы бежать от всего этого. Что же касается лечения, то здесь для меня все было ясно. Следовало довести до ее сознания, что она женщина, но это невозможно до тех пор, пока она не признает свои женские чувства и качества. Поэтому ее бессознательное организовало великолепный перенос на меня, что, естественно, она принять не могла, я же, со своей стороны, никакого давления здесь не оказывал. Она представляла собой случай полной изоляции, обособленная, и столкновение с собственным переносом лишь усилило ее защитную реакцию, которая, разумеется, должна была быть подавлена в общем контексте лечебного процесса. Поэтому я никогда не заговаривал с ней об этом, не вмешивался в ход событий и занимался, главным образом, анализом сновидений. Сновидения постоянно информировали меня о развитии ее переноса. Я чувствовал, что приближается кульминационный момент, и ожидал взрыва со дня на день. Я знал, что это будет довольно неприятно и слишком эмоционально, но мне ничего не оставалось делать. После шести месяцев старательной систематической работы она больше не могла сдерживать себя и буквально прокричала: „Но я люблю вас!" После чего ее сопротивления прекратились и обнажились ужасные беспорядок и путаница в ее душе.

     А теперь попробуйте представить себе эту ситуацию. Разумеется, нет ничего хорошего в том, чтобы к 34 годам вдруг обнаружить, что в тебе живет подлинно человеческое начало. И это свалилось на нее как снежный ком. Если бы я сказал ей шесть месяцев назад, что наступит день, когда она произнесет признание в любви, реакция была бы просто непредсказуема. Она пребывала в состоянии самовлюбленной изоляции, но пламя ее эмоций в результате прорвалось сквозь стены и вырвалось наружу, подобно вулканической лаве.

     Возможно, мое отношение показалось вам бесчувственным и равнодушным, но в такой ситуации невозможно вести себя иначе. Фактически, справиться с ситуацией подобающим образом можно лишь полностью исключив из своего поведения какие-либо нотки превосходства. Вы просто следуете за процессом и уравниваете свое сознание и чувства в соответствии с ситуацией для того, чтобы не отличаться в заметной степени от пациента; в противном случае он будет чувствовать себя неловко и впоследствии будет переживать глубокую обиду. Вообще неплохо иметь „резервные  чувства, которые в таких случаях могут очень пригодиться. Конечно, это требует определенного опыта. Не всегда это просто, но необходимо преодолевать подобные болезненные моменты таким образом, чтобы не вызвать отрицательные реакции у пациента.

     Я уже упоминал о причинах переноса, это общее бессознательное и контаминация (психическое заражение). Только что приведенный мной случай - яркий тому пример. Контаминация через общее бессознательное  происходит,  как правило, когда аналитик недостаточно адаптирован, другими словами, когда он невротик. Хорош ли, плох ли его невроз, это всегда открытая дверь, через которую может войти пациент. Тогда происходит контаминация. Именно поэтому сам аналитик должен знать о себе как можно больше.

     Я помню случай с молоденькой девушкой, которая до того, как попала ко мне, уже работала с двумя аналитиками. Каждый раз перед началом анализа ей снился один и тот же сон. Она приезжает на границу и хочет пересечь ее, но не может найти таможню, чтобы заявить в декларации, что она везет с собой. Сон давал ей ощущение того, что она никогда не найдет правильного отношения к своему аналитику, но поскольку чувство неполноценности сохранялось, а к своим суждениям она относилась с недоверием, отношения с прежним аналитиком не прерывались и, в сущности, никакого прогресса не наблюдалось. Она проработала с ним еще два месяца, после чего все же ушла от него. Затем она нашла другого аналитика.

     И снова ей приснилось, что она подходит к границе.

Темная ночь. Ей видится какой-то тусклый свет. Кто-то говорит ей, что это таможня. Она пытается туда пробраться. Для этого она спускается с горы, идет по равнине. Ей нужно пройти через темный лес. Она преодолевает страх. Когда она идет по лесу, кто-то хватает ее. Она хочет освободиться, ее держат все крепче. Вдруг ей открывается, что это ее психоаналитик.

     В результате через три месяца работы у этого аналитика развился стойкий контрперенос, который предсказал сон.

     Когда она пришла ко мне, увидев меня перед этим на лекции, ей тоже приснился сон.

     Она подходила к швейцарской границе. Был день. Она увидела таможенный домик, вошла туда. Там стоял швейцарский таможенник. Перед ней была какая-то женщина, она позволила ей пройти, потом настала ее очередь. У нее была только маленькая сумочка, она думала, что пройдет незамеченной. Офицер остановил ее. Она сказала, что в сумочке ничего нет. Он настоял на досмотре и стал вытаскивать из сумочки что-то такое, что становилось все больше и больше и превратилось в двуспальную кровать.

      Ее проблема заключалась в том, что она отказывалась выходить замуж по определенным причинам. А кровать во сне была брачной постелью. Я избавил ее от этого комплекса, и вскоре, разобравшись в себе, она вышла замуж.

     Такие первые сны часто бывают очень информативны. Поэтому я всегда спрашиваю нового пациента, знал ли он, что придет ко мне, встречал ли меня раньше, что ему снилось накануне визита. Проникая в бессознательное, вы получаете неоценимую информацию, которая помогает вам обогнуть острые углы. Перенос же никогда не бывает преимуществом, это всегда помеха.

     Причиной тяжелых форм переноса может оказаться провокация со стороны самого врача-аналитика. Мне грустно об этом говорить, но есть такие аналитики, которые целенаправленно добиваются переноса, думая, что это необходимая и полезная часть самого лечения. Это полностью ошибочная идея. Ко мне попадали люди, которые после двух недель такого „лечения" приходили в безнадежное состояние. Бывало так, что я был уверен в успехе анализа, дела шли великолепно, как вдруг пациент со слезами заявляет мне, что он больше не может.

     - Почему? В чем дело? Может быть, у вас нет денег?

     -Нет-нет, причина не в этом. Просто у меня нет переноса!

     И мне приходится объяснять, что это великое благо,  что  перенос - это болезнь, что  у нормальных людей не бывает переноса. После этих  объяснений анализ снова идет великолепно.

     Многие считают, что без переноса они никогда не вылечатся. Это происходит от того, что они начитались Фрейда о переносе, или пообщались с другими аналитиками, и это представление прочно вошло в них. Это полный нонсенс. Если нет переноса, тем лучше для вас. Вы получаете материал точно так же, и не перенос вас им снабжает. Все, что необходимо, выводят наружу сны. Если же вы работаете для переноса, провоцируя пациента, результаты анализа будут неудовлетворительными. Вы пробуждаете ожидания, которые никогда не сможете удовлетворить. Вы просто обманщик. Аналитику не позволительно вести себя слишком дружески, потому что эффект будет направлен против него. Он не сможет оплатить предъявленный счет. Даже если ему кажется, что он делает это на благо пациента, это заблуждение. Оставьте людей такими, какие они есть. Не имеет значения, любят ли они аналитика или нет. Главное для пациента - разобраться в своей жизни, и вы не поможете ему этими своими притязаниями.

     Таковы некоторые причины переноса. Основой всегда является ищущее выражения активное бессознательное в человеке. Интенсивность переноса равна важности проецируемого содержания. Сильный перенос соответствует активному содержанию, он несет в себе нечто значительное для пациента. И чем дольше он проецируется, тем больше аналитик заключает в себя эти ценности. Иначе и быть не может, но ему следует вернуть их пациенту. Без этого анализ не будет завершен. К примеру, если пациент проецирует в вас комплекс Спасителя, вы должны вернуть ему только комплекс Спасителя, ничего больше, что бы это не означало. Вы ведь, более чем уверен, не Спаситель.

     Проекции архетипической природы представляют особую задачу, отдельную трудность для психотерапевта (врача-аналитика). Любая профессия содержит в себе определенные трудности, и опасностью в анализе оказывается возможность заразиться проекциями переноса, в особенности архетипическими содержаниями. Когда, положим, пациент решит,  что врач-аналитик  (психотерапевт) есть реальное осуществление его сновидений, что он не просто врач, а духовник-герой, нечто вроде Спасителя, то, конечно, тот или иной врач скажет: „Какая чушь! Это просто болезнь. Истерическое преувеличение". Однако это пощекочет его нервы, поскольку выглядит очень красиво.И, кроме того, сам психотерапевт несет в себе те же самые архетипы. Постепенно он начинает чувствовать, что поскольку спасители как таковые существуют, то нет ничего невероятного в том, что он окажется одним из них; затем, сначала колеблясь, а потом все увереннее убедит себя в том, что он не совсем обычный индивид. Постепенно сделается обворожительным и исключительным. Он уже не может просто разговаривать со своими коллегами, так как он стал сам не знает кем. Делается все более несговорчивым, избегает человеческих контактов, изолирует себя, в конце концов ему становится совсем ясно, что он очень важная фигура, наполненная высоким духовным смыслом, возможно равная Махатмам в Гималаях, и что вполне возможно - он тоже принадлежит высокому братству. И наконец, такой человек утрачивается для своей профессии.

     У меня есть коллеги, с которыми получилось именно так. Они не смогли противостоять атакам коллективного  бессознательного   пациентов,   раз за разом проецировавшего комплекс спасителя и религиозной веры на них. Пациент начинал верить в то, что аналитик владеет секретным знанием, „ключом", потерянным церковью, с помощью которого  может  открыться  великая  искупительная правда. Они поддались этому соблазнительному искушению. Они отождествили себя с архетипом, они нашли свое кредо, они нуждались в учениках, которые верили бы в них.

     Этим же объясняется определенная сложность в обсуждении психологии разных школ дивергентных идей. Существует тенденция разбиваться на небольшие группы, так называемые научные секты. В действительности все они сомневаются в исключительности своей „правды", и именно поэтому они собираются вместе и твердят одно и тоже, до тех пор, пока не поверят в это окончательно. Фанатизм есть признак подавленного сомнения. Обратимся к истории церкви. Когда ее положение было шатким, возникали секты фанатиков. Происходило это потому, что тайные сомнения должны быть  подавлены.  Если  человек  действительно убежден в своей правоте, он абсолютно спокоен и может обсуждать противоположную точку зрения без тени негодования.

     Для психотерапевта всегда существует профессиональный риск отрицательных проекций в точку, где он беззащитен. Он постоянно должен находиться  во  всеоружии.  „Яд"  действует  не только психологически, он может затронуть его симпатическую систему. Я наблюдал несколько экстраординарных случаев физических заболеваний среди психотерапевтов, заболеваний с неизвестными медицине симптомами. Я склонен относить их к эффекту продолжительного проецирования, когда аналитик не дискриминирует свою собственную психологию. Определенные эмоциональные состояния пациента контагиозно воздействуют на аналитика, вызывая похожие вибрации в его нервной системе. Именно поэтому как психиатры, так и психотерапевты бывают иногда со странностями. Такая возможность определенно связана с проблемой переноса, и никогда не следует забывать об этом.

     Теперь следует сказать о терапии переноса. Это весьма сложный и запутанный предмет, но обойти его молчанием невозможно. Чтобы снять перенос, а речь идет именно о снятии, необходимо заставить пациента осознать субъективную ценность личностного и безличностного содержаний его переноса. В проекции может оказаться не только личностный, но и архетипический материал. Комплекс спасителя - явно не личностный мотив; это предчувствие, экспектация повсеместно обнаруживаемые в человеческих сообществах в особый период истории. Комплекс спасителя – архетипическая идея магической личности.

     В начале анализа проекции переноса - это неизменные повторения прошлого личного опыта пациента. Допустим, ваш пациент часто бывал на курортах. Вы знаете, какого рода там врачи. Свой опыт общения с ними он будет проецировать на вас. Сначала вам придется пробираться сквозь страх своих коллег с морских побережий, отличающихся большими гонорарами и актерством. Возможно, и вас он примет за такого же. Затем вам придется разделаться с целой серией знакомцев вашего  пациента - докторов,  юристов,  школьных учителей, тетушек, кузин, братьев и даже папой. Вы ошибаетесь, если думаете, что это конец. На папе шеренга не заканчивается, и вы начинаете подозревать, что на вас проецировали даже дедушку. Такое вполне возможно. Лично я никогда не сталкивался с проекцией прадедушки, но дедушку на меня проецировали. Когда вы дойдете до няни, возможности вашего сознания будут истощены, и если перенос на этом не закончится,  несмотря на все ваши усилия, причина - в проекции безличностных содержаний.

     Существование    безличностных    проекций опознается специфической безличностной природой их содержаний; например, комплексом спасителя или архаическим  Бого-образом.  Архетипический характер этих образов воспроизводит магию, т. е. сверхмощный эффект. Нашим рациональным сознанием трудно понять, почему это происходит. Бог, например, есть дух, а дух для нас не содержит ничего субстанциативного или динамического. Но если исследовать первоначальное значение этих терминов, то выясняется реальная составляющая опыта и становится понятным, как он воздействует на первобытный разум, на первобытную психику в нас самих. Дух, спиритус, или пневма, означает воздух, ветер, дыхание; спиритус, или пневма, по своему архетипическому смыслу динамические и полусубстанционные агенты, вы движимы ими, как ветром: они вдыхаются в вас, в результате чего вы насыщаетесь, наполняетесь ими.

     Спроецированные архетипические фигуры могут точно так же нести отрицательный смысл, как например образы колдуна, дьявола, демонов и т. п. Даже сами врачи-аналитики не вполне защищены от подобных реалий. Я знаю коллег, которые распространяют фантастические вещи обо мне и верят, что я связан с дьяволом и черной магией. И у людей, которые до сих пор никогда не думали, что существует, скажем, дьявол, могут возникнуть самые невозможные, немыслимые фигуры при переносе безличностных содержаний. Проекция образов, содержащих родительское влияние, обычно исчезает в результате здравого размышления, но безличностные образы простым рассуждением не аннулируются. Более того, аннулировать или разрушать их было бы неправильно, так как в общем-то они весьма существенны в психическом бытии. Чтобы пояснить это, я боюсь, мне придется снова вернуться к истории человеческого разума.

     Давно известно, что архетипические образы являются спроецированными. Они и должны быть спроецированными, иначе сознание просто было бы наводнено этими образами. Суть заключается в подыскивании формы, являвшейся бы адекватным вместилищем. Испокон веков существует утверждение, помогающее людям проецировать безличностные образы. Все его хорошо знают, возможно многие сами прошли в нем соответственную выучку, но, к сожалению, не обратили внимания на всю важность этого института. Я имею в виду религиозное посвящение, которым у нас, христиан, является крещение. Когда пленяющее и неповторимое влияние родительских образов ослабевает и ребенок высвобождается от своего первоначального биологического участия в совместной с родителями „битве за жизнь", тогда природа, а именно бессознательная человеческая природа, в своей бесконечной мудрости производит ряд посвящений. Их можно обнаружить в самых первобытных племенах - посвящение мужчины, инициация на участие в духовной и социальной жизни племени. В процессе дифференциации сознания посвящение подвергалось множеству изменений, пока не перекочевало в христианство в виде таинства крещения. В обряде крещения участвуют два формальных лица: крестный отец и крестная мать. На швейцарском наречии они носят имена Бога - "Gotti" и „Gotte". Gotti - мужская форма, означающая Отца, Gotte - женская форма. Слово Бог означает Отец, вдохновитель. Крещение и духовные родители в виде крестных отца и матери выражают тайну второго рождения. Известно, что все высшие касты в Индии имеют титул „Дважды рожденный". В этом же смысле быть дважды рожденным оказывается прерогативой фараона. Поэтому в египетских храмах очень часто рядом с главным помещением для богослужений можно встретить так называемую „родильню",  состоящую  из  одной-двух  комнат, специально предназначенных для свершения ритуала. В них происходит второе рождение фараона, поскольку, хотя он и рожден во плоти как человек, он, кроме этого, создан Богом и рожден Богиней. И он, следовательно, рождается как сын человека и Бога.

     Наше крещение означает обособление ребенка от естественных родителей и от влияния родительских образов. С этой целью биородители заменяются родителями духовными: крестные отец и мать  представляют  intercessio   divina   (божественное поручительство) посредством Церкви, которая выступает как видимая форма Церкви Духа. В католическом ритуале и брак (здесь предполагается весьма важным, что этот мужчина и эта женщина соединяются друг с другом) осуществляется посредством церковного ритуала; intercessio sacerdotis (божественное поручительство) не допускает непосредственного контакта полов. Священник представляет Церковь, а Церковь всегда оказывается между, в форме вероисповедования, которое является обязательным. Это вмешательство не есть следствие особой хитрости Церкви, но, скорее, ее великой мудрости, сама же идея восходит к истокам христианства - уже тогда мы вступали в брак не просто как мужчина и женщина, но как брачущиеся во Христе. У меня есть античная ваза, на которой изображено раннее христианское обручение. Мужчина и женщина держат друг друга за руку. Соединением руки помещены в Рыбу; Рыба означает Христа. Этим символизируется, что обрученные разделены и соединены Христом. Христос находится между ними; он представляет власть, означающую отделение человека от простых природных сил.

     Процесс выделения человека из природного мира испытан в хорошо известных обрядах инициации или обрядах, посвященных юношам, вступающим в половозрелый возраст в первобытных племенах. По достижении половой зрелости мальчики внезапно отзываются из селения.Их выводят в окрестности, где заставляют провести ночь. Из темноты слышны голоса духов, рев быков, женщинам в это время под страхом смерти запрещено показываться из дома. Среди ночи мальчиков приводят в лесную хижину, где демонстрируются всевозможные ужасные сцены. Им запрещено разговаривать: сообщается, что они умерли, а затем, что снова родились, и для доказательства этого дают новые имена. Им внушается, что они теперь другие люди, нежели были раньше, и больше не дети своих родителей. Инициация может зайти так далеко, что после возвращения матерям больше не разрешают разговаривать со своими сыновьями, так как молодые люди уже не их дети. Некогда у Готтентотов один мальчик совершил инцест с матерью, чтобы доказать, что она ему больше не мать, а всего лишь женщина в числе прочих.

     Соответствующий христианский ритуал утратил много весьма существенного; но, изучая символику крещения, можно и сейчас обнаружить следы первоначального смысла. „Родильня" - в нашем случае купель для крещения; это в сущности бассейн, рыбный садок, в котором каждый представляет маленькую рыбку: вначале он символически тонет, а затем снова воскресает. Известно, что ранних христиан на самом деле погружали в крещенскую купель, которая была гораздо больше, чем сейчас; во многих старых крестильнях сооружалась крестильня отдельным зданием на собственном основании, в плане представлявшим круг. Накануне пасхи католическая церковь совершала специальную церемонию освящения купели для крещения, Benedictio Fontis. Обычную воду заклинали от смешения со всякими дурными силами, в результате чего она превращалась в обновленный и очищенный источник жизни, чистое, незапятнанное чрево святого источника. Затем священник святил воду, обходя купель, в форме креста в четырех местах, три раза дул на нее и три раза погружал в воду священную пасхальную свечу, как символ вечного света, а в это же время заклинание призывало, Целомудренную силу Святого Духа погрузиться в купель. Из иерогамии (из святого брака между Святым Духом и крещенской водой, как чревом Церкви), и возрождался человек в истинной невинности нового детства. Пятно греха, взятое от него и его природы, соединялось с образом Бога. Человек больше не осквернялся природными силами, он перерождался в духовное бытие.

     Известны и другие обычаи и ритуалы, выделявшие человека из естественной животной среды. Не вдаваясь в детали, следует заметить, что изучая психологию первобытных, можно обнаружить тесную связь всех важных жизненных событий с тщательно разработанными церемониями, цель которых - отделить   человека   от   предшествующей стадии бытования и помочь ему перенести психическую энергию в следующую стадию жизнеустройства. Когда девушка выходит замуж, она должна освободиться от давления родительских образов и избежать проекции образа отца в мужа. С этой целью в Вавилоне существовал ритуал, с помощью которого психика молодой девушки освобождалась от образа отца. Я имею в виду ритуал храмовой проституции, согласно которому девушки из знатных семей отдавались незнакомцам, посещавшим храм; тем, кто, предположительно, потом в дальнейшем, его .не посетит. Как правило, это были чужеземцы, с которыми девушки проводили ночь. Подобный институт существовал и в средние века, jus primae noctis, .право первой ночи, этим правом обладал феодал-правитель по отношению к крепостным. Невеста свою первую брачную ночь должна была провести с ним.

     Ритуалом храмовой проституции создавался наиболее впечатляющий образ, сталкивающийся с образом мужчины, за которого юная дама собиралась замуж, в случае, если возникала брачная проблема, то возвращение в исходное психическое состояние, как естественный результат внутреннего конфликта, совершалось не к образу отца, а к однажды встреченному незнакомцу, пришедшему из неведомых земель. Это давало возможность не погружаться снова в мир детских впечатлении, а находить психическое убежище в районе собственного возраста, и тем самым в достаточной степени защищала против инфантильной регрессии.

     Данный ритуал демонстрирует одно из самых изумительных качеств человеческой психики. Не случайно женщины сохраняют архетипический образ возлюбленного из отдаленной, неведомой земли, мужчины, появившегося из-за моря-океана, встретившего ее однажды и ушедшего назад. Этот мотив известен из вагнеровского „Летучего голландца" и ибсеновской „Дамы из моря". В обеих драмах дама ожидает чужеземца, который должен прийти из-за далеких морей, чтобы испытать большую любовь к ней и с ней. В опере Вагнера героиня по-настоящему влюбляется в образ, который видит воочию еще до того, как появляется сам герой. В „Даме из моря" героиня только однажды встретила своего избранника и теперь вынуждена все время ходить на берег моря в ожидании его возвращения. („Алые паруса" Александра Грина - тот же мотив. - Прим. перев.). В вавилонском ритуале этот архетипический образ существовал конкретно с целью вызволить женщину из тисков родительских образов, являющихся также образами архетипическими и посему чрезвычайно мощными. Я написал небольшую книгу о взаимвотношениях между ЭГО и бессознательным, где описал случай проекции образа отца, имевший место у лечившейся у меня женщины; и о том, как эта проблема разрешилась благодаря анализу архетипического образа, лежавшего в основе этого отцовского переноса.

     Первая стадия лечения переноса вовлекает не только осознание пациентом того факта, что он все еще смотрит на мир из детской или классной комнаты и т. п., проецируя и аспектируя при этом все положительные и отрицательные авторитеты своего личного опыта; в осознание должна быть включена вся объективная сторона вопроса. Для создания действительно зрелой установки, аттитюда, пациент должен увидеть саму субъективную оценку всех тех образов, которые, как казалось, создают саму проблему. Он должен ассимилировать их со своим собственным психическим бытием; должен обнаружить, в каком смысле он является частью его самого; каким образом он приписывает, например, положительную оценку тому или иному объекту, когда фактически это и есть он сам, кто эту оценку выставляет. Тем же самым образом он проецирует отрицательные качества и соответственно ненавидит и испытывает отвращение к субъекту. Здесь необходимо понять, что субъект сам проецирует свою собственную низменную сторону, свою тень, так сказать, предпочитает иметь оптимистический и односторонний образ себя самого. Фрейд, как известно, имеет дело только с объективной стороной. Но фактически невозможно помочь пациенту усвоить содержание его невроза снисходительными ссылками на детское отсутствие ответственности или смиренным указанием на глупую судьбу, жертвой которой является пациент. Его невроз означает требование стать целостной личностью, а это включает узнавание и ответственность за свое целостное бытие, за его хорошие и плохие стороны, возвышенные и низменные функции.

     Предположим теперь, что проекция личностных образов, как таковая, состоялась, реализовалась и возымела действие, и тем не менее имеет место перенос, который вы просто не можете разрешить (аннулировать). Тогда в терапии переноса мы вступаем во вторую стадию. Эта стадия — разделение личностных и безличностных содержаний. Личностные проекции, как мы видели, аннулируемы в принципе; для этого они должны оказаться осознанными, но безличностные проекции аннулировать нельзя, так как они принадлежат структурным элементам самой психики (самого психического бытия). Они оказываются не реликтами переживаемого прошлого, а наоборот, целенаправленными и компенсаторными функциями чрезвычайной важности, надежной защитой в ситуациях, в которых человек, как говорится, теряет голову. Скажем, в случае паники, неважно, внутренней или внешней, вмешиваются архетипы, дающие человеку возможность совершения адаптивных инстинктивных действий. Реакция человека в данном случае оказывается такой, как будто бы он заранее знал или предвидел ту или иную ситуацию. Иными словами, он действует так, как обычно это делает человечество, поэтому мы говорим, что этот механизм - весьма жизненно важен.

     Следует заметить, что проекция этих безличностных образов сама по себе носит опосредованный характер. А поэтому аннулировать здесь можно лишь сам акт проекции, но никак не ее содержание, чего, кстати, и пытаться делать не стоит. При всех стараниях пациент не может ассимилировать безличностные содержания в своем сознании, тот факт; что они по сути безличностные содержания, как раз и является причиной для их проецирования; человек чувствует, что они не принадлежат определенному субъекту, его индивидуальному разуму, а локализуются где-то вне единичного ЭГО, и за отсутствием подходящей субъективной формы их вместилищем является человеческий объект. Поэтому необходимо быть крайне внимательным, имея дело с безличностными проекциями. Например, было бы большой ошибкой сказать пациенту: „Пожалуйста, поймите, что вы проецируете на меня образ спасителя. А это глупо, уповать на спасителя и делать ответственным меня за это упование". Встретившись с „надеждой" подобного рода отнеситесь к ней серьезно. Все человечество живет с подспудным ожиданием спасителя; это ожидание можно обнаружить везде: обратите внимание хотя бы на Италию или Германию, (1935 г.—приход фашизма. - Прим. перев.). Сегодня у вас, в Англии, нет спасителя, нет его и у нас, в Швейцарии. Но я не верю, что мы так уж сильно отличаемся от остальной Европы. Ситуация у нас лишь слегка отличается от итальянской или германской; возможно, они чуточку менее уравновешены, но даже и у нас с уравновешенностью не все гладко. В указанных странах комплекс спасителя обнаруживается в виде психологии массы, толпы. Комплекс спасителя - архетипический образ коллективного бессознательного, и совершенно естественно, что он активизируется в эпохи, столь насыщенные проблемами и дезориентацией, как, к примеру, наша. В коллективных событиях довольно легко и просто увидеть, как сквозь волшебное стекло, что может произойти с отдельным индивидом, внутри его самого. Даже в относительно простом ситуативном моменте - панике - приходят в действие все компенсаторные психические элементы. И это совсем не патологическое явление. Возможно, это покажется странным, что коллективное бессознательное выражается в политической форме. Но форма -фактор весьма иррациональный, и наше рациональное сознание не может указывать ему, каким должно быть его проявление. Конечно, представив коллективное бессознательное самому себе, следует ожидать, что его активация может оказаться весьма разрушительной; она может обернуться массовым психозом. Поэтому связь человека с коллективным -бессознательным всегда регулируется; существует определенная форма, в которой выражаются архетипические образы. Так как коллективное   бессознательное - функция,   действующая непрерывно, то человек должен постоянно держать с ней контакт. Его психическое и душевное здоровье зависит от кооперации с безличностными образами. На практике подобная связь поддерживается, поскольку в наличии всегда имеется та или иная религия.

     Что такое религия? Религия есть психотерапевтическая система. А что делаем мы, психотерапевты? Мы пытаемся лечить страдания человеческого разума, человеческой психики или человеческой души, а религия имеет дело с той же самой проблемой. Поэтому наш Бог - целитель, доктор, он исцеляет больного и имеет дело с душевными трудностями человека, а это и есть именно то, что мы называем психотерапией. Когда я говорю о религии как о психотерапевтической системе, то это не игра слов. Религия - мощно работающая психотерапевтическая система, в ней заключена огромная практическая истина. Могу сказать одно - клиентура у меня достаточно обширна и обитает на разных континентах, там же, где живу я сам, живут практически одни католики; но за последние тридцать лет у меня побывало вряд ли больше чем шесть действительно верующих католиков. Подавляющее большинство пациентов составляли протестанты и иудеи. Однажды я разослал опросник людям, которых не знал лично, в опроснике я спрашивал: „Как бы вы поступили, окажись в психологическом затруднении? Предпочли бы вы пойти к доктору или к священнику (пастору)?" Самих ответов я уже не помню, но хорошо помню то, что около 20 % протестантов предпочли пойти к пастору. Остальные же были настроены против пастора и предпочли доктора, причем самыми убежденными в этом оказались родственники и дети священнослужителей. Помню один интересный ответ китайца. Тот заметил: „Когда я молод, я иду к доктору, а когда стар - к философу". А среди католиков 58 или 60 % ответили, что, конечно, пойдут к священнику. Это доказывает, что католическая церковь, в частности с ее строгой системой религиозных предписаний и наставлений к образу мышления, является терапевтическим институтом. У меня было несколько пациентов, прошедших аналитический курс лечения, которые после этого сделались убежденными католиками; было несколько и других, вступивших в так называемую группу „Оксфордское движение" - с моего благословения! Я думаю, что существование подобных институтов совершенно правильно и полезно. Ими нас обеспечила история, и будь я сам человеком средневекового склада мышления, то с легкостью принял бы подобное вероучение. К несчастью, оцерквление требует в некотором смысле средневекового образа мыслей, чего я не имею в достаточной степени. Но и из сказанного ясно, что я подхожу к архетипическим образам и соответствующей форме для их проекции весьма серьезно, потому что коллективное бессознательное занимает значительное место в психическом существовании человека.

     Все личностные проявления типа инцестуозных тенденций и других детских побуждений оказываются на поверку весьма поверхностными; то, из чего в действительности состоит бессознательное, являются великими коллективными событиями времени. По сути дела в коллективном бессознательном индивида представлена сама история; и когда у отдельных индивидуалов начинают активизироваться архетипы, мы оказываемся окруженными историей, хотя и пребываем в настоящем. Архетипический образ, диктуемый моментом истории, входит в жизнь, и каждый оказывается захваченным им. Это, кстати, и то, что мы видим сегодня. (Намек на фашизм в Италии и Германии. -Прим. перев.). Я предвидел это в 1918 году, когда говорил, что белокурая бестия пошевеливается во сне и что в Германии что-то произойдет.

     Никто из психологов тогда не подозревал, что я имел в виду, так как люди просто не представляли, что наша личностная психология не более чем тонкая кожа, всего лишь рябь на океанской толще коллективной психологии. Коллективная психология есть мощный фактор, фактор, меняющий всю нашу жизнь, меняющий поверхность знакомого нам мира, фактор, который делает историю. И коллективная психология действует согласно законам, весьма отличающимся от таковых в нашем собственном сознании. Архетипы-мощные решающие силы, они свидельствуют о реальных событиях, а не о нашем индивидуальном разуме и практическом интеллекте. Перед Первой мировой войной все интеллигентные люди говорили: „У нас не будет войны, мы стали слишком разумны, чтобы позволить ей случиться; торговля и финансы сплетены в международный узел, так что война абсолютно невозможна". И после этого всего вспыхнула самая чудовищная битва, какую видел мир. И сейчас снова начинают твердить те же самые дурацкие вещи и о разуме, и о мирных планах, и тому подобных вещах. Они завязали себе глаза,  цепляясь  за  этот  детский  оптимизм -взгляните реальности в лицо! Совершенно очевидно, что архетипические образы решают судьбу человека. Решает бессознательная психология, а не то, что мы думаем и говорим в кулуарах, с трибуны и в совещательных комнатах.

      Кто в 1900 году мог подумать, что через тридцать лет будет возможно то, что происходит в Германии сейчас? Могли бы вы поверить тогда, что целая нация высокоинтеллигентных и воспитанных людей может быть охвачена умопомрачающей властью архетипа? Я видел, что это грядет, и понимал это грядущее, так как знаю силу коллективного бессознательного. На поверхности же все выглядит невероятным. Даже мои личные друзья находятся под чарующим влиянием архетипа, и когда я нахожусь в Германии, то сам в это верю;

     я все понимаю и знаю, что иначе и быть не может. Никто не в силах сопротивляться. Происходящее бьет ниже пояса, а не в голову; мозг при этом ничего не считает, поскольку здесь система симпатии, сочувствия. Это сила, которая очаровывает людей изнутри - актуализировавшееся коллективное бессознательное. Она - архетип, общий для всех тех, кто призван к жизни. И именно потому, что это архетип, он имеет исторические корни, и мы не можем понять те или иные события, не зная истории. То, что происходит сегодня, - это история Германии, подобно тому как фашизм-живая итальянская история. Не следует оставаться детьми относительно происходящего, с интеллектуальными и разумными идеями, говорящими: этого не может быть. Даже звучит по-детски: не может быть. Происходящее не имеет ничего общего с рациональными суждениями, оно - просто история. И когда перенос вашего пациента добирается до архетипа, вы попадаете в шахту, которая может взорваться. Взорваться просто потому, что вы ожидаете взрыв коллективно. (Воронья Слободка в „Двенадцати стульях" Ильфа и Петрова: „Дом не мог не сгореть. И однажды вечером он запылал, подожженный сразу с четырех концов". - Прим. перев.). Безличностные образы содержат громадную динамическую энергию. Бернард Шоу говорил в „Человеке и Сверхчеловеке": „Это существо - человек, который в своих собственных эгоистических делах - труп до мозга костей, будет сражаться за идею как герой".

     Конечно, нельзя назвать фашизм или гитлеризм идеями. Это архетипы, и потому можно сказать: дай людям архетип, и вся толпа будет действовать как один человек, без всякого сопротивления. С громадной динамической силой архетипических образов справиться нельзя. Поэтому единственное, что делается на третьей стадии терапии переноса, - отделение личного отношения   к врачу-психотерапевту от безличностных факторов. Совершенно ясно, что когда вы честно и внимательно работаете с пациентом, вы ему нравитесь; если вы переделали порядочный кусок работы с пациентом, то он нравится вам вне зависимости, мужчина он или женщина. И было бы совершенно неестественно и даже странно. не испытывать никакой человеческой реакции со стороны пациента на проделанную работу. Обычная человеческая реакция вам вполне нормальна и естественна, и она . стоит того; и это ни в коей мере не перенос. Но подобное отношение к врачу возможно только в соответствующей сдержанной форме и до тех пор, пока она не испорчена безличностными оценками. Это означает, с другой стороны, необходимость полного признания важности архетипических образов, многие из которых носят религиозный характер. Допускаете ли вы, что ураган нацизма в Германии содержит религиозную оценку, или нет, не играет роли. Думаете ли вы, что Дуче - фигура религиозная, или нет, не суть важно, потому что он все-таки фигура религиозная. Подтверждение тому можно прочесть даже в газетах, вышедших на днях. В них процитирована стихотворная строчка о римском Цезаре: esse deus, deus ille, Menalka (Вот Бог, Бог Меналька)! Фашизм представляет латинскую форму религии, и его религиозный характер объясняет, почему в целом дело приняло такой пленительный и чудовищный оборот.

     Следствием осознания важности безличностных оценок может стать оцерквление вашего пациента или его присоединение к религиозному вероучению, или что-нибудь подобное. Вот если он не может объединить свой опыт коллективного бессознательного в пределах той или иной религиозной формы, тогда его ждут трудности. В таком случае безличностные факторы не получают вместилище, пациент вновь оказывается во власти переноса, а архетипические образы губят человеческое отношение к врачу. Психотерапевт оказывается спасителем или - проклятие ему - не оказывается, хотя и должен был оказаться. Но врач всего лишь человек, он не может быть ни спасителем, ни любым другим архетипическим образом из тех, что активизируются в бессознательном пациента.

     Вследствие огромной трудности и важности этой проблемы я разработал специальную методику восстановления   спроецированных   безличностных оценок. Методика весьма сложная и на прошлой лекции я кое о чем упоминал в связи с вышеприведенным сном. Когда бессознательное говорит, что под христианским храмом находится тайное помещение с золотым сосудом и золотым кинжалом,  то оно не лжет. Бессознательное вообще не лжет, так как природно по сути своей. Природа же не лжет никогда. Есть золото, есть сокровище и величайшая цена за него.

     Располагай я большим времением, можно было бы продолжить эту тему и подробно рассказать о сокровищах и способах их сохранить. Это убедило  бы в справедливости метода, позволяющего индивиду самому держаться вблизи своих безличностных образов. Сейчас же я могу сказать лишь пару слов и отослать к моим публикациям по этому поводу.

     Четвертую стадию терапии переноса я называю объективизацией  безличностных  образов.  Это - существенная часть процесса индивидуации.

     Ее   цель - отделить   сознание   от   объекта настолько, чтобы индивид больше не помещал гарантию своего счастья, а иногда и жизни, в неких внешних посредников, будь то люди. идеи, обстоятельства. Чтобы он пришел к осознанию, что все зависит от того, владеет ли он сокровищем, или не владеет. Если он чувствует, что сокровище в его руках, тогда центр тяжести находится в самом индивиде, а не в объекте, от которого он зависел. Достичь состояния такого освобождения является целью духовной практики на Востоке и целью всех наставлений Церкви. В различных религиях сокровище спроецировано в фигурах святых, но подобное гипостазирование невозможно для современного просвещенного разума. Огромное число индивидов не могут более выражать свои безличностные ценности в исторических символах.

В связи с этим они оказываются перед необходимостью отыскивать индивидуальный способ, чтобы придать форму безличностным образам. Так как в конечном итоге они призваны найти эту форму, то и жизнь их течет весьма специфическим образом, иначе индивид оказывается оторванным от самой основы психического бытия, и неизбежно становится невротиком, дезориентируется и конфликтует с самим собой. Но если он способен объективировать безличностные образы и соотноситься с ними, тогда он соприкасается с той жизненно важной психологической функцией, которая с момента пробуждения человеческого сознания находилась под попечением религии.

     Сейчас невозможно вдаваться в детали данной проблемы не только потому, что время истекло, но и потому, что дать адекватное выражение живому психическому опыту означает выйти за пределы научных понятий. Все, что можно сказать рационального относительно  условия  отделения, это определить его как некий центр внутри психического бытия индивида, но не внутри его ЭГО. Это не ЭГО-центр. Боюсь, что придется представить вам целую диссертацию по сравнительному религиоведению, чтобы более или менее полно выразить то, что я имею в виду под неЭГО-центром. (См.: Психология и Алхимия, п. 44, 126, 109, 135, 325 и др.). Поэтому я только коснусь существа  дела.  Это  действительно  существенная проблема большого числа индивидов, приходящих на прием к врачу-психотерапевту. Посему врач должен попытаться найти способ, пользуясь которым он сможет реально помочь человеку в разрешении его проблемы.

     Принимая такой метод, мы поднимаем факел, забытый нашими коллегами вXVII веке, когда они погасили его, став химиками. Мы, психологи, исходя из химических и материальных понятий психического бытия, зажигаем этот факел вновь, продолжаем процесс, который на Западе начался в XII веке - так как алхимия была делом врачей-целителей, занятых проблемами человеческого разума.

 

Back to top

карта сайта